В предыдущей статье автора были рассмотрены вопросы развития скотоводства у населения Сурско-Окского междуречья в I тыс. до н. э. [1], в этой работе анализируется проблема развития земледелия. По мнению большинства исследователей, в эпоху раннего железного века данная территория была заселена племенами городецкой культуры, которые  большинство исследователей считают потомками волжских финнов. Однако эта точка зрения недавно была оспорена автором статьи [2].

Городецкие памятники данного региона состоят из селищ, которые расположены в поймах рек или на краю речной террасы и укрепленных городищ, расположенных в труднодоступных местах, на высоких мысовидных выступах второй надпойменной террасы. При этом большинство селищ имеют невыразительный культурный слой и, видимо, относятся к разряду сезонных, промысловых стоянок. Только на территории Верхнего Подонья исследованы неукрепленные городецкие селища, имеющие более или менее мощные культурные слои и стационарные жилые сооружения – типа полуземлянок [3, с. 46]. Причем селищ в Подонье значительно больше, чем городищ, что, наш взгляд, свидетельствует о сравнительно ранней датировке городецких памятников этого района. Видимо, их большая часть существовала в тот период, когда городецкое население в основном обитало на неукрепленных поселениях, что было характерно для предшествующей эпохи [4].

Несмотря на достаточно длительное изучение, до сих пор не достигнуто единой точки зрения о той роли, которую играло земледелие в жизни городецкого населения. В середине 1950-х годов Н. В. Трубниковой была высказано мнение, что важное место в их экономике занимало скотоводство и рыболовство, а охота и земледелие были развиты слабо [5, с. 74–76]. Несколько позже А. П. Смирнов пришел к практически противоположенному выводу, что основу хозяйства городецкого населения составляло мотыжное земледелие и скотоводство, с чем была вынуждена согласиться и Н.В. Трубникова [6, с.28]. Однако их заключения фактически были основаны на материалах более поздних памятников, относящихся к первой половине I тыс. н. э., поскольку до этого времени они доводили существование городецкой культуры.

Данная точка зрения была оспорена А. Л. Монгайтом, по мнению которого в лесной зоне мотыжное земледелие  и скотоводство не могли стать основой хозяйства [7, с.66–68]. В. И. Ледяйкиным впоследствии было выдвинуто предположение, что земледелие у городецких племен могло носить переложный характер [8, с. 94–97]. Тезис о наличие у населения Сурско-Окского междуречья в I тыс. до н. э.  подсечного земледелия был оспорен В. И. Вихляевым, который обратил внимание на отсутствие здесь находок железных топоров, без которых вырубка леса не могла быть успешной [9, с.30].

Необходимо отметить, что данные о развитии земледелия у населения городецкой культуры весьма немногочисленны. Находки культурных злаков были зафиксированы на Верхнем Дону в одной из построек поселения Студеновка 3 (зерна пшеницы, ржи, ячменя, проса, возможно чечевицы), которая датирована её исследователями временем не ранее VI в. до н.э. [10, с.73]. Причем вызывает вопросы присутствие здесь зерен ржи, которые на территории лесной зоны получают распространения только во второй половине I тыс. н. э. [11]. Возможно, это следует объяснять скифским влиянием на развитие земледелия у городецких племен Подонья, взаимодействие между которыми фиксируется на керамических материалах данного памятника [10, с.73–74]. Именно для скифского земледелия характерен перечисленный набор зерновых культур [12, с. 116]. Отсутствие находок культурных злаков на других городецких памятниках бассейна Дона, может объясняться плохой сохранностью органических материалов, поскольку их следы, в большинстве случаев, могут быть обнаружены только при специальных исследованиях, которые пока проводились только на Втором Перехвальском городище, где подобных злаков обнаружено не было [13, с. 178].

Следует отметить, что находки зерен ячменя, пшеницы и проса были зафиксированы при флотации культурного слоя на некоторых памятниках, расположенных севернее основного ареала городецкой культуры, но составляющих с ними этнокультурное единство, либо оставленных родственным населением. Это селище Веськово I на Плещеевом озере, датируемое первой половиной I тыс. до н.э., где был отобран 21 образец, давший находки зерна [11; 14]. По мнению Н. А. Кирьяновой, подобные находки могут быть связаны и с ранними слоями селища Ростиславль, относящиеся к этому же времени [11]. Во второй половине I тыс. до н.э. находки культурных злаков в слоях памятников, расположенных в левобережном бассейны р. Оки, приобретают массовый характер, а под валами некоторых городищ почвоведами даже зафиксированы следы использования пахотных орудий [15]. Впрочем, подобная интерпретация стратиграфических данных, представленных наличием «ровной резкой границы горизонта в разрезе», вызывают сомнения у ряда исследователей, которые полагают, что бесспорные следы пахотных орудий следует связывать только с наличием темных борозд в материке, отсутствующих под данными валами  [16, с. 324]. Кроме того, необходимо отметить, что в это время здесь происходит сложение дьяковской культуры, в формирование которой, наряду с местными племенами, видимо, приняло участие западное (балтское?) население, принесшее на данную территорию более передовые методы обработки земли.

По предположению Б. А Фоломеева, развитие земледелия, было одной из причин, обусловившей перенос городецких селищ из речных пойм на высокие участки берега и водораздельные территории Волго-Донского междуречья, где были распространены плодородные серые лесные почвы и черноземы [17, с. 82–83]. На данные процессы, видимо, оказало влияние и изменение климата, выразившееся в похолодании, увеличении влажности, подъеме уровня водоемов и заболачивание пойм [18, с. 13].

Находок земледельческих орудий связанных с пашенной обработкой земли в ареале городецкой культуры не зафиксировано. Впрочем, вполне вероятно, что древнейшие пашенные орудия не имели металлических деталей и поэтому могли не сохраниться. По мнению Ю. А. Краснова, пашенное земледелие предполагает распространение специализированных орудий связанных с жатвой урожая – серпов, которые в данную эпоху могли быть металлическими (железными) или составными с вкладышами из неорганических материалов [Краснов, 1971, с. 36]. Единичные находки железных серпов известны на донских городищах Воргол и Дубики [3], где их появление могло быть обусловлено скифским влиянием. Небольшой обломок изогнутого лезвия, который мог принадлежать серпу или жатвенному ножу, найден на Теньгушевском городище в Мордовии [20]. Здесь же найден небольшой нож с вогнутым лезвием [21, рис.16, г], аналогичный находкам подобных орудий из нижних слоев Дьяковского городища, которые его исследователями относят к прообразам серпов, известных в последующих слоях данного памятника [15, 1996, с. 96–97, рис. 2, 12].

Других находок серпов на городецких памятниках неизвестно. Причем, сравнительно поздно, во II – I вв. до н.э. появляются железные серпы и у более «продвинутых» в данном отношении северо-западных соседей городецких племен дьяковцев [16, с.323]. При этом все находки серпов связаны с верхними слоями дьяковских памятников, характеризующихся господством гладкостенной керамики, и не встречаются в комплексах с текстильной посудой [22, с. 5]. Впрочем, по мнению В. В. Сидорова, в качестве серпов могли использоваться заостренные, дуговидно изогнутые ребра животных, находки которых известны на ряде окских городищ [23, с. 125–126]. Подобные ребра коровы со следами сработанности зафиксированы Е. И. Горюновой и при раскопках Теньгушевского городища, но она, как и В. А. Городцов [24, с.8–9], считала, что эти орудия использовались в качестве стругов для очистки кожи от мездры [21]. В любом случае, отсутствие эффективных металлических орудий, предназначенных для уборки урожая, при использовании для этих целей подручных средств, в виде ребер животных, может свидетельствовать  о том, что данный вид деятельности не относился к числу первостепенных.

По мнению ряда исследователей, для городецких племен была характерна подсечная форма земледелия, развитие которой было обусловлено природными факторами – расположением памятников в зоне широколиственных лесов [3, с. 63; 7; 19]. Археологическими признаками подсечного земледелия, по мнению Ю. А. Краснова является широкое распространение топоров, необходимых для вырубки леса, и частый перенос поселений на новые места, связанный с забросом старых, утративших естественное плодородие участков, и освоение новых вырубок [19, с.55 – 56].

Находки металлических топоров на городецких памятниках крайне редки. Железный проушной топор скифского типа  найден на городище Дубики [3], небольшой молоток-топорик найден на Теньгушевском городище [25 рис.16, б], но его форма и размеры не предполагают использование для подсеки. По мнению К. А. Смирнова, отсутствие находок топоров нельзя рассматривать как аргумент против существования подсечного земледелия. Поскольку их высокая ценность и крупные размеры, исключали их случайную потерю на поселении [26, с. 176]. Однако высокая ценность и редкость орудия предполагает использование его альтернативных аналогов. Так, например, у населения Северной Белоруссии, практикующего подсеку, в начале эпохи железа широко использовались каменные шлифованные топоры [27, с. 94], а на городецких памятниках подобных орудий не зафиксировано.

Кратковременные, неукрепленные поселения городецкой культуры обычно расположены в пойме рек на песчаных дюнах, либо на мысовидных выступах первой надпойменной террасы, в местах не удобных для занятий подсечным земледелием, а иногда и просто не пригодных. Данные селища, скорее всего, являются сезонными рыболовческим стоянками или местами «полевых станов», используемых в летнее время для выпаса домашнего скота на пойменных лугах. Интересно, что в настоящее время, места этих селищ нередко используются для устройства летних загонов скота. Различная хозяйственная специализация подобных селищ раннего железного века отмечена Н. А. Кренке на основе комплексного изучения ближайшей округи Дьяковского городища, где им была выявлена целая система небольших селищ, находившихся в пределах примерно 3 километров от базового поселения. Согласно его выводам большинство неукрепленных поселений являлось полевыми станами, местами дойки, сезонными стоянками и т.д. [28, с.253].

Определенным своеобразием отличаются городецкие памятники верхнедонского локального варианта, где зафиксированы кратковременные неукрепленные поселения, расположенные в лесу, что связывается Ю.Д. Разуваевым с занятием местного населения подсечным земледелием [29, с. 63].

В более удобных условиях для занятий подсечным земледелием, как правило, расположены городища, но они в большинстве случаев существуют на одном месте довольно продолжительное время. Предполагаемые следы подсеки были зафиксированы Е. И. Горюновой при обследовании площадки, примыкающей с внешней стороны к укрепленной части Теньгушевского городища, где был  обнаружен слой почвы, густо насыщенный золой [25]. Неоднократное использование данного участка, расположенного рядом с долговременным поселением было возможно в рамках переложной системы, при которой расчищенные участки леса вновь засевались с перерывами в 15–20  лет [19, с.63]. При переложной системе земледелия использовались почвообрабатывающие орудия типа мотыг, заступов и палок копалок. Эти орудия могли снабжаться наконечниками из кости или металла, отдельные находки которых на городецких памятниках известны. Небольшая железная мотыжка и обломок костяной мотыги были найдены на Теньгушевском городище [25, рис.16], наконечник палки-копалки – на Кондраковском городище на Нижней Оке, костяная мотыга – на I-ом Луховицком городище на Средней Оке [9, с. 30–31], наконечник железной пешни – на Чардымском городище на Нижней Волге [6, табл.13, 27], фрагмент железной мотыги – на городище Перехваль 2 на Верхнем Дону [30]. На некоторых городищах найдены фрагменты зернотерочных плит и песты-терочники, однако они могли использоваться не для размола зерна, а для каких-то других целей. С учетом того, что по этнографическим данным участки обрабатываемой земли обычно располагались в радиусе 3–4 км от поселения, при перелоге, когда не менее 2/3 земли находилось в залежном состоянии, и ежегодно не обрабатывалась, их площадь не могла быть большой. Следовательно, земледелие, хотя и было известно городецкому населению, тем не менее, оно не играло существенной роли в их хозяйстве.

1. Ставицкий В.В., Ставицкий А.В. Занятия скотоводством населения Сурско-Окского междуречья в I тысячелетии до н.э. // Сельское, лесное и водное хозяйство. 2014. № 10 [Электронный ресурс]. URL: http://agro.snauka.ru/2014/10/1629.
2. Ставицкий В.В. У истоков этногенеза древней мордвы // NB: Исторические исследования. 2014. С.1–13. DOI: 10.7256/2306-420X.2014.4.13161. URL:http://e-notabene.ru/hr/article_13161.html
3. Разуваев Ю.В. Городецкие поселения лесостепного Подонья и и некоторые итоги и проблемы исследования // Поволжские финны и их соседи в древности и средние века, Саранск, 2011. С.45–51.
4. Ставицкий В.В. Проблема происхождения городецкой культуры // Вестник НИИГН при правительстве Республики Мордовия. 2010. Вып.13. С.7–16.
5. Трубникова Н.В. Племена городецкой культуры // Тр. Государственного исторического музея. М., 1953. Вып. 22. С. 63–96.
6. Смирнов А. П., Трубникова Н. В. Городецкая культура // САИ. 1965.  Вып. Д1-14. 40 с.
7. Монгайт А.Л. Рязанская земля. М.: АН СССР, 1961.  400 с.
8. Ледяйкин В.И. К истории хозяйственной деятельности племен городецкой культуры (по материалам городищ Мордовской АССР) // Исследования по археологии и этнографии Мордовской АССР.  Саранск, 1970. С. 84–102.
9. Вихляев В. И. Происхождение древнемордовской культуры. Саранск: МГУ им. Н.П. Огарева, 2000. 131 с.
10. Медведев А.П.  Об этнокультурной ситуации на Верхнем Дону в начале раннего железного века // Российская археология, 1993, №4.
11. Кирьянова Н.А. О находках зерен культурных растений I тыс. до н. э. – I тыс. н.э. на территории лесной зоны восточной Европы // II Городцовские чтения. М., 2005.
12. Милюкова А. И. Скифообразные памятники в средней Европе. Трансильванская крупа памятников // Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. М.: Наука. 1989.
13. Александровский А.Л., Гольева А.А. Палеоэкология древнего человека по данным междисциплинарных исследований почв археологических памятников Верхнего Дона // Археологические памятники лесостепного Придонья. Липецк, 1996.
14. Вишневский В.И. Новые материалы о земледелии племен дьяковской культуры верхнего Поволжья // Российская археология, 1994. № 3.
15. Гунова В.С., Кирьянова Н.А., Кренке Н.А., Низовцев В.А., Спиридонова Е.А. Земледелие и система землепользования в долине Москва-реки в железном веке // Российская археология. М., 1996. № 4.
16. Конецкий В.Я., Самойлов К.Г. К проблеме возникновения пашенного земледелия в лесной зоне Восточной Европы в I тыс. до н.э. // Археологические вести. СПб., 2000. №7. С. 320–328.
17. Фоломеев Б.А. Ландшафтно-экологические условия обитания и расселения человека в бассейне  Средней Оки в эпоху раннего металла //  Археологические памятники  Среднего Поочья. Рязань, 1992, с. 77–87.
18. Хотинский Н.А. Палеогеографические основы датировки и периодизации неолита лесной Европейской части СССР // КСИА. 1978. Вып. 153. С.7 – 13.
19. Краснов Ю.А. Раннее земледелие и животноводство в лесной полосе Восточной Европы. М., 1971. 167 с.
20. Вихляев В.И. Новые раскопки Теньгушевского городища (городецкий комплекс) // Древние поселения Примокшанья. Саранск, 1992. С. 76–103.
21. Горюнова Е.И. Теньгушевское городище (результаты археологических исследований 1939 года) // Записки НИИ при Совете Министров МАССР. Саранск, 1947. Вып. 9. С. 170–199.
22. Краснов Ю.А. О некоторых сторонах взаимоотношений балто-финно-угорских племен западной части Волго-Окского междуречья //КСИА,  1969. Вып. 119. С. 3–13.
23. Сидоров В.В.  Реконструкции в первобытной археологии. М., 2009. 216 с.
24. Городцов В.А. Старшее Каширское городище // Известия ГАИМК, 1933. Вып. 85. С. 8–9.
25. Горюнова Е.И. Раскопки Теньгушевского и Нароватовского городищ // Краткие сообщения института истории материальной культуры.  М., 1940. Вып. 5. С. 76–79.
26. Смирнов К. А «В.И. Вихляев. Происхождение древнемордовской культуры. Саранск, 2000» / // Российская археология.  2001.  № 4. С. 176–178.
27. Шадыро В. И. Ранний железный век Северной Белоруссии. Минск, 1985.
28. Кренке Н.А.  Дьяково городище: культура населения бассейна Москвы-реки в I тыс. до н.э. – I тыс. н.э.  М.: ИА РАН, 2011.  548 с.
29. Разуваев Ю.Д. Городецкие поселения в лесостепи (по материалам Верхнего Подонья) / Ю.Д. Разуваев // Проблемы взаимодействия населения лесной и лесостепной зон Восточно-Европейского региона в эпоху бронзы и раннем железном веке. Тула: Тульский обл. краевед, музей, 1993.  С. 63–65.
30. Сарапулкина Т.В. Городецкая культура на Верхнем и Среднем Дону. Диссертация на соискание ученой степени канд. ист. наук. Воронеж,  2011.

Все статьи автора «Ставицкий Владимир Вячеславович»