В I тыс. до н.э. территория Сурско-Окского междуречья была заселена племенами городецкой археологической культуры [1]. Несмотря на более чем столетнюю историю её изучения, до сих пор не достигнуто единого мнения о преобладающем хозяйственно-культурном типе городецкого населения. А. П. Смирнов, основываясь на многочисленных находках костей домашних животных на городецких памятниках, пришел к выводу, что в их хозяйстве огромную роль играло скотоводство, а охота и рыболовство не имели большого значения [2, с. 47]. Н. В. Трубниковой была высказана точка зрения, что наряду со скотоводством, важное место занимало рыболовство, а охота и земледелие были развиты слабо [3, с. 74–76]. При подготовке Свода археологических источников по городецкой культуре возобладало мнение А. П. Смирнова о том, что основой хозяйства городецких племен являлось мотыжное земледелие и скотоводство, а промысловая и лесная охота, имела подсобное значение [4, с.28]. Однако их выводы были основаны на использовании материалов поздних, в том числе не городецких, слоев поселений, а также рязано-окских могильников [5].
А. Л. Монгайт, подводя итоги изучению городецких памятников Рязанского Поочья, пришел к выводу, что в условиях лесной полосы мотыжное земледелие и скотоводство не могли быть основой хозяйства. По его мнению, хозяйство городецких племен было комбинированное и сочетало в себе: мотыжное земледелие, лесное скотоводство, рыболовство и охоту [6, с. 66 – 68].
В. И. Ледяйкин проанализировав материалы городецких памятников Мордовии, пришел к заключению, что основой их хозяйства являлось животноводство, при наличии переложной системы земледелия, важную роль также играли охота и рыболовство [7, с. 94 – 97].
Хозяйственно-культурный тип городецких племен был рассмотрен Ю. А. Красновым на широком фоне развития экономики населения лесной зоны в эпоху раннего железа. Территория городецкой культуры была отнесена им к району, где было распространено скотоводческо-земледельческое хозяйство с развитой охотой и рыболовством. По его мнению, развитое животноводство и бесплужное земледелие, сочетались здесь с охотой и рыболовством, которые продолжали играть значительную роль в комплексном хозяйстве [8, с. 165].
Экономика племён городецкой культуры была проанализирована В. И. Вихляевым, который обратил внимание на отсутствие на городецких памятниках находок культурных злаков и железных топоров, которые могли бы использоваться при подсечном земледелии. Им же была отмечена малорослость городецких лошадей и крупного рогатого скота, преобладание костей животных, принадлежавших молодым особям, значительная часть которых забивалась с наступлением зимних холодов, что, по его мнению, свидетельствует о низком уровне развития скотоводства у городецких племен [9, с. 30].
В итоге В. И. Вихляев приходит к выводу, что у городецких племен в I тыс. до н. э. в хозяйстве доминировали присваивающие отрасли и эти племена можно отнести к хозяйственно-культурному типу охотников и рыболовов лесной зоны умеренного пояса, знакомых с начатками производящего хозяйства. Только на рубеже нашей эры происходят существенные изменения: появляется земледелие, улучшается содержание скота, расширяется производство железных изделий, осваивается бронзолитейное дело. К этому времени, по мнению В. И. Вихляева, производящие отрасли начинают занимать все более весомое место в хозяйстве городецкого населения [9, с. 30].
Сходная точка зрения, основанная на изучении донских материалов городецкой культуры, была высказана А. П. Медведевым, по мнению которого, городецкие племена были в первую очередь охотниками и рыболовами, знали скотоводство и, возможно, простейшие формы земледелия [10, с. 45 – 46].
Данные о скотоводстве городецкого населения основаны на остеологических материалах, полученных при раскопках ряда городищ. К сожалению, большинство городецких памятников относятся к разряду многослойных, что затрудняет выяснение процентного соотношения различных видов домашних животных в стаде. Тем не менее, общая картина ясна. По подсчетам В. И. Цалкина не менее 75 % костей в кухонных отбросах городецких городищ принадлежало домашним животным [11], что ставит под сомнение тезис, высказанный А. П. Медведевым и В. И. Вихляевым о преобладание у городецкого населения присваивающего хозяйства. Аргументируя данное положение, В. И. Вихляев отмечает, что у городецких племен крупный рогатый скот и лошади в основном принадлежали к очень мелкой породе, и как следствие давали мало мяса и молока [9, с. 31]. Данный аргумент может быть принят при оценке степени развития городецкого скотоводства, в качестве свидетельства его невысокого уровня, однако из этого не следует вывод о преобладании присваивающих форм хозяйства. Поскольку не менее 2/3 мясной продукции городецкое население получало именно от домашних животных, так как среди костных останков диких животных, найденных на городецких памятниках, существенную долю составляют пушные виды: лиса, бобр, куница. Достаточно много медведей. Но охота на них могла вестись с целью обеспечения безопасности домашних животных, выпас которых осуществлялся на лесных полянах. С учетом того, что от домашних животных получали не только мясо, но и молоко, их доля в питании должна быть еще выше. О развитии молочного скотоводства в частности свидетельствуют находки днищ со сквозными отверстиями, служившие, видимо, для процеживания сыворотки [12].
При раскопках первых городецких памятников В. А. Гордцовым было отмечено, что в видовом отношении среди домашних животных решительно преобладали лошади. В частности костьми лошади изобиловал нижний слой Городецкого городища, в верхнем слое которого их количество сокращалось. Подобные наблюдения были сделаны и Тепловым при раскопках городища Дуны [13]. Почти на всех городищах на втором месте за лошадьми следуют свиньи. В. А. Городцов отмечал, что в древнейших наслоениях Городецкого городища они едва заметны и на раннем этапе местное население в основном занималось коневодством, но уже во второй половине I тыс. до н. э. свиноводство заняло прочное место среди занятий обитателей городищ [13, с. 38].
Данная точка зрения впоследствии была скорректирована Ю. А. Красновым, по мнению которого, преобладание в стаде свиньи или лошади на различных памятниках во многом объясняется природными условиями, которые могли быть особенно благоприятны для разведения какого-то конкретного вида. Им же было отмечено, что простой подсчет процентного состава костных остатков не дает истинного представления о составе домашнего стада и реально его большую часть составляли лошади и крупный рогатый скот, а свиньи занимали только третье место, мелкий рогатый скот составлял незначительный процент [8].
Общее представление о видовом составе животных на городецких памятниках дает следующая таблица.
Виды животных | Теньгушевское | Самозлейское | Чардымское | Танавское | Троице-Пеленицкое |
Лошадь | 571/14 | 800 | 289/15 | 453/18 | 21% |
Крс | 319/15 | 740 | 226/11 | 427/16 | 7% |
Мрс | 13/1 | 295 | 15/3 | 74/7 | 2% |
Свинья | 714/45 | 444 | 28/3 | 83/14 | 70% |
Собака | 85/4 | 99 | 5/2 | ||
лось | * | 2/1 | 10 | ||
Медведь | * | 1/1 | 19% | ||
Косуля | |||||
лиса | * | 3/1 | 51% | ||
Выдра | 2 | 1/1 | |||
Бобр | * | 1/1 | 10% | ||
заяц | * | 130 | |||
птица | 2/1 | ||||
куница | 10% |
Особенный интерес в ней представляют данные по Теньгушевскому городищу, где отсутствуют слои более позднего времени, а материалы бронзового века существенно уступают городецким, как по количеству, так и по сохранности. Е. И. Горюнова по находке железного наконечника стрелы римского типа датировала данное городище первыми веками нашей эры [14, с. 77, рис.16, д]. К позднегородецкому времени оно было отнесено и В. И. Вихляевым, хотя им не исключался и его более древний возраст [9, с. 23 – 28; 15, с. 93]. Однако столь незначительный процент керамики с рогожным орнаментом (3–5%) характерен только для городецких памятников VI – V веков до н. э. [16, с. 9]. К этому времени относится и двушипный костяной наконечник стрелы, найденный на Шишкинском городище [17, с.142, рис.3, 11], аналогичный другому теньгушевскому наконечнику, изготовленному из кости [14, рис.16, е]. Тем же самым временем датируются подобные наконечники из нижнего слоя городища Батеки [18, с.174]. Железный наконечник, по которому Е. И. Горюнова датировала Теньгушевское городище, судя по его размерам и пропорциям, воспроизведенным в публикации, скорее является обломком наконечника дротика, аналоги которым известны в скифских древностях Подонья VI – V веков до н. э. [19, табл. 18, 11, 24].
Более поздним временем датируются материалы Самозлейского городища, где преобладающей является гладкостенная керамика. На теньгушевском городище наблюдается существенное преобладание костей свиньи, второе место занимают кости лошади и крупного рогатого скота, совсем незначительный процент составляют находки костей мелкого рогатого скота. На Самозлейском городище на первом месте находки костей лошадей и крупного рогатого скота, кости свиньи встречаются почти в два раза реже, но более представительны находки костей мелкого рогатого скота. О количестве находок костей диких животных по Теньгушевскому городищу данных нет, в публикации Е. И. Горюновой только отмечено, что довольно многочисленны находки костей медведя и пушных зверей [14, с.78]. На Самозлейском городище среди диких животных к массовым находкам относятся только кости зайца. Основываясь на анализе материалов раскопок Теньгушевского городища, Е. И. Горюнова пришла к выводу о ведущем значении в хозяйстве городецких племен животноводства, которые дополнялись земледелием, охотой и рыболовством.
Судя по долговременному характеру существования городищ, по наличию в стаде большого числа свиней и крупного рогатого скота, скотоводство у городецкого населения было оседлое, или придомное. По мнению большинства исследователей, способы содержания скота были примитивными и базировались на вольном выпасе животных. Свиньи, видимо, свободно паслись в течение лета в лесу, где был в избытке питательный корм (желуди), а осенью с приплодом загонялись в посёлок. На одичавших животных устраивались облавы. Эта традиция, по наблюдениям Е. И. Горюновой [20], еще сохранялась в марийских и мордовских селах первой половины прошлого века. Лошади и овцы, вероятно, паслись отдельно. Лошадь первоначально была мясным животным, но также использовалась и для верховой езды, о чем свидетельствуют находки костяных псалий.
Хозяйственные сооружения на памятниках городецкой культуры, связанные со стойловым содержанием скота неизвестны. Анализ костных остатков из раннего слоя Кондраковского городища показывает, что 2/3 крупного рогатого скота забивалось в молодом возрасте, 72,5 % свиней было забито в возрасте до одного года, что свидетельствует об ограниченных запасах кормов, необходимых для зимовки скота. Однако положение заметно меняется в верхних слоях этого городища, где только 1/5 крупного рогатого скота забивалось в молодом возрасте [21, с. 366–368]. Косвенным доказательством достаточно интенсивных занятий городецким населением скотоводством также может служить зафиксированное на площадке городища Перехваль 2 сокращение площади лесов и появление лугов, что, возможно, свидетельствует о появлении пастбищ на месте бывших лесов [22, с. 178]. О развитие скотоводства и в частности овцеводства, в какой-то степени свидетельствует и значительное количество находок пряслиц и грузиков для ткацкого станка, обнаруженных на городецких поселениях.
Библиографический список
- Ставицкий В. В. Проблема происхождения городецкой культуры //Вестник НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. Саранск, 2010.
- Смирнов А.П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья // Материалы и исследования по археологии СССР. М.: Изд-во акад. наук СССР, 1952. №28.
- Трубникова Н.В. Племена городецкой культуры // Тр. Государственного исторического музея. М., 1953. Вып. 22.
- Смирнов А. П., Трубникова Н. В. Городецкая культура // САИ. Вып. Д1-14. 1965.
- Ставицкий В. В. К вопросу об уровне развития земледелия у населения Пензенского края в 1 тысячелетии до н. э. // Актуальные проблемы агропромышленного комплекса в Поволжье: история и современность. Пенза, 2012.
- Монгайт А. Л. Рязанская земля. М.: Изд-во АН СССР, 1961.
- Ледяйкин В. И. К истории хозяйственной деятельности племен городецкой культуры (по материалам городищ Мордовской АССР) // Исследования по археологии и этнографии Мордовской АССР. Саранск, 1970.
- Краснов Ю.А. Раннее земледелие и животноводство в лесной полосе Восточной Европы. М., 1971.
- Вихляев В. И. Происхождение древнемордовской культуры. Саранск: Ист.-социол. ин-т МГУ им. Н.П. Огарева, 2000.
- Медведев А.П. Ранний железный век лесостепного Подонья. М., 1999.
- Цалкин В.И. К истории животноводства и охоты в Восточной Европе // Материалы и исследования по археологии СССР. М., 1961. №107.
- Ставицкий В. В., Ставицкий А. В. К вопросу об удельном весе скотоводства в экономике населения Пензенского края в 1 тысячелетии до н. э. // Актуальные проблемы агропромышленного комплекса в Поволжье: история и современность. Пенза, 2012.
- Городцов В. А. Старшее Каширское городище // Известия государственной академии истории материальной культуры. М., 1934. Вып. 85.
- Горюнова Е.И. Раскопки Теньгушевского и Нароватовского городищ // Краткие сообщения института истории материальной культуры. М., 1940. Вып. 5.
- Вихляев В.И. Новые раскопки Теньгушевского городища (городецкий комплекс) // Тр. МНИИЯЛИЭ. Саранск, 1992. Вып. 104.
- Фоломеев Б.А. Окские городища //Археологические памятники раннего железного века Окско-Донского междуречья. Рязань, 1993.
- Фоломеев Б. А. Шишкинское городище // Древности Оки. Труды ГИМ. М., 1994. Вып. 85.
- Третьяков П. Н., Шмидт Е. А. Древние городища Смоленщины. М.-Л., 1963.
- Либеров П.Д. Памятники скифского времени на Среднем Дону. САИ. Д1-31. М., 1965.
- Горюнова Е.И. Теньгушевское городище (результаты археологических исследований 1939 года) // Записки НИИ при Совете Министров МАССР. Саранск, 1947. Вып. 9.
- Андреева Е. Г. Фауна Кондраковского городища // Проблемы происхождения эволюции породообразования домашних животных. М., 1940. Т.1.
- Александровский А. Л., Гольева А. А. Палеоэкология древнего человека по данным междисциплинарных исследований почв археологических памятников Верхнего Дона // Археологические памятники лесостепного Придонья. Липецк, 1996.